Что является высшим благом по мнению сократа
6. Учение о благе и душе
В вопросе о том, что такое благо и в чем состоит высшее человеческое благо, мы вновь сталкиваемся с так называемым этическим утилитаризмом Сократа. Поэтому начнем с данных, которые дали основание говорить о его этическом утилитаризме и прагматизме, а затем рассмотрим вопрос о том, насколько все это совмещается с его учением о благе и добродетели, с основными принципами его этического учения вообще.
В «Государстве» (336 с) Платона один из участников диалога, Фразимах, требует от Сократа конкретного ответа на вопрос о том, что такое справедливость: «Да не вздумай мне говорить, что это — должное, или что это — полезное, или целесообразное, или прибыльное, или пригодное, — что бы ты ни говорил, ты мне говори ясно и точно, потому что я и слушать не стану, если ты будешь болтать такой вздор». Отвергая, так сказать, безадресное сократовское определение справедливости, Фразимах в ходе дискуссии заключает, что «справедливость — это то, что пригодно сильнейшему» (там же, 338 с). В ответ на это Сократ замечает: «Я не согласен, что справедливость есть нечто пригодное. Но ты добавляешь: «для сильнейшего», а я этого не знаю…» (там же, 333 в).
Создается впечатление, что нет принципиального расхождения между Фразимахом и Сократом, поскольку и тот и другой понимают справедливость утилитарно. Да и формула, согласно которой «справедливость есть нечто пригодное» (для человека), — не единственный пример находимого у Сократа этического утилитаризма,
сближающего его с софистами. В платоновском «Меноне» (87 d-е) Сократ приравнивает полезное и благое на том основании, что если добродетель делает людей хорошими (благими), а хорошее, или благое, должно быть чем-то полезным, то отсюда следует, что «всякое благо», приносимое хорошими людьми, «полезно». Аналогичные высказывания, в которых добродетель расценивается как то, что приносит благо и пользу, встречаются у Платона в «Протагоре» (см. 358 в — с), а также в «Горгии» (см. 474 d-е), где Сократ заявляет, что все прекрасные вещи (тела, цвета, формы, звуки, нравы) считаются таковыми либо ввиду их полезности и пригодности для какой-либо определенной цели, либо потому, что они доставляют то или иное удовольствие.
Впечатление, что Сократ придерживается этического утилитаризма, усиливается, когда мы обращаемся к сообщениям Ксенофонта. Последний в своих «Воспоминаниях» (III, 9, 4), говоря, что Сократ не проводил различия между знанием (мудростью) и добродетелью, вкладывает в его уста следующие слова: «Все люди, думаю я, делая выбор, из представляющихся им возможностей, поступают так. как находят всего выгоднее для себя. Поэтому, кто поступает неправильно, тех я не считаю ни умными, ни нравственными». Таким образом, правильным, добродетельным поступком для Сократа является тот поступок, который люди выбирают, сообразуясь со своей «выгодой», с тем, что они считают для себя желаемой целью. Короче говоря, поступок правилен постольку, поскольку он полезен и целесообразен.
Принцип полезности и соответствия цели Сократ распространяет на все вещи. У него всякая вещь хороша и прекрасна в той степени, в какой она отвечает своему назначению. В «Воспоминаниях» Ксенофонта имеются
два места, иллюстрирующие сказанное. Однажды Аристипп, известный как гедонист, решил сбить с толку Сократа и задал ему такой вопрос: знаешь ли ты что-нибудь хорошее? Избегая ловушки, Сократ не стал указывать на пищу, деньги, здоровье и т. п. Эти вещи, которые обычно принято считать хорошими и полезными, при определенных условиях могут быть и вредными. Уточняя вопрос, Сократ задал Аристиппу встречный вопрос: хорошее от чего? От лихорадки, от глазной болезни или от голода? И «если ты спрашиваешь меня, продолжает Сократ, — знаю ли я что-нибудь такое хорошее, что ни от чего не хорошо, то я этого не знаю, да и знать не хочу» (там же, III, 8, 3).
В другой раз Аристипп спросил Сократа, знает ли он что-нибудь прекрасное. Ответив, что имеется много таких вещей, Сократ сформулировал свою мысль следующим образом: «Все, чем люди пользуются, считается и прекрасным и хорошим по отношению к тем же предметам, по отношению к которым оно полезно» (там же, III, 8, 5). На последовавший вслед за этим ядовитый вопрос Аристиппа, не будет ли в таком случае и навозная корзина прекрасным предметом, Сократ реагировал невозмутимо: «Да, клянусь Зевсом… и золотой щит — предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй — дурно» (там же, III, 8, 6). И вообще говоря, одни и те же предметы бывают и прекрасны и безобразны, равно как и хороши, и дурны в разных отношениях: «часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки, и что хорошо от лихорадки, дурно от голода: часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега, потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо
приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено» (там же, III, 8, 7).
В беседе с Евтидемом (см. там же, IV, 6, 8–9) Сократ высказывает аналогичные мысли, определяя благое (agathon) как полезное (ophelimon), как соответствующее определенной цели. То, что является полезным для одного человека, может стать вредным для другого. «Стало быть полезное есть благо для того, кому оно полезно». То же самое говорит ксенофонтовский Сократ и о прекрасном. Таким образом, по мысли Сократа, нет чего-либо благого или дурного, полезного или вредного вообще, как нет и чего-либо прекрасного или безобразного вообще. Поступок человека является добродетельным тогда, когда он направлен на благую (полезную) цель, а вещь хороша, когда она пригодна для выполнения своего назначения.
Казалось бы, что свидетельства Платона и в особенности свидетельства Ксенофонта позволяют говорить об утилитарно-релятивистском взгляде Сократа на добро и зло, на прекрасное и безобразное… Но при таком допущении неизбежен вопрос: как совместить предполагаемый нравственный утилитаризм и этический релятивизм Сократа с его защитой единства добродетели и общеобязательности нравственной правды? Зачем, в самом деле, было Сократу ломать копья и восставать против софистов, если он, как и они, в сущности придерживался принципа, согласно которому благом является то, что каждый считает для себя полезным и выгодным.
Здесь нет необходимости распространяться по поводу различных точек зрения, высказанных в историко-философской литературе относительно этого разительного противоречия в этическом учении Сократа. Отметим еледующее:
пресловутый этический утилитаризм, или нравственный прагматизм Сократа обязан своим возникновением отчасти Ксенофонту (см. 51, 475). Отличаясь практическим складом ума и преследуя апологетические цели, Ксенофонт изобразил этическое учение Сократа в духе утилитаризма (см. там же, 484).
Нельзя, однако, таким образом объяснить все возникающие затруднения. Несомненно, печать утилитаризма и эвдемонизма, которой, как уже говорилось, был отмечен этический язык греков, характерна и для Сократа, для его понимания нравственных проблем. Наконец, нужно учесть и следующее: Сократ не смотрел свысока на жизненную практику людей и не был чужд попытке вывести принципы своего этического учения из эмпирии, жизненного опыта. Сократ, как и софисты, прекрасно сознавал ошибочность огульного навязывания жизни жестких правил (см. 70, 111, 464), причем он шел дальше софистов, считая, что человеку не пристало бездумное отношение к стихии жизни. Из его призыва о необходимости сознательного отношения к жизни и требования отдавать себе отчет о добре и зле следовало, что благо, как и добродетель, есть знание.
Думается, что не будет парадоксальной мысль о том, что понимание блага как знания того, что «полезно» человеку, выводило этику Сократа из узких рамок утилитаризма и плоского прагматизма. Мы уже видели, что для Сократа вещь хороша и полезна, когда она отвечает своему назначению. В соответствии с этим создается впечатление, что он соглашался и с доводами здравого смысла (т. е. утилитарно-прагматическими представлениями) о том, что полезным для человека является то, что помогает ему добиться успеха, достичь желаемого результата. Однако наряду с этим Сократ выдвигал чрезвычайно
важное соображение, которое полностью опрокидывало доводы здравого смысла: хотя люди считают, что полезно то, что помогает им достичь желаемого, но более всего полезно знать, чего следует желать. Ибо люди могут ошибаться в своих истинных желаниях, т. е. испытывать (субъективно) потребность в том, что им в действительности не нужно, бесполезно и даже вредно, и не хотеть того, что им (объективно) не хватает, не стремиться к тому, в чем они на самом деле нуждаются (см. 94, 76 и ел.; 70, III, 465). Но незнание своих подлинных потребностей и нужд, по Сократу, делает человека рабом его злейших врагов — невоздержанности и жажды удовольствий, ибо «невоздержанность удаляет от человека мудрость, это высшее благо, и ввергает его в противоположное состояние», заставляет служить неразумному и низменному; ибо «она мешает человеку устремлять внимание на полезное и изучать это, отвлекая его к наслаждениям, и часто побуждает его отдавать предпочтение худшему перед лучшим» (Ксенофонт. Воспоминания, IV, 5, 6).
«Мудрость есть высшее благо». И это высшее благо было для Сократа не только знанием, но и реализацией добродетели, выбором добра. Оно, высшее благо, не дается случаем, но приобретается познанием и упражнением и вытекает из благой деятельности (eupraxia) человека (см. там же, III, 9, 14). Говоря о Сократе как о том, кто воплотил в своей жизни и деятельности идею о способности человека добиваться высшего блага, Ксенофонт (см. там же, IV, 8, 6) отмечает, что Сократ, оценивая свою жизнь, мог заявить, что никто не прожил лучшую и более полную удовольствий жизнь, чем он, ибо «лучше всех живет… тот, кто больше всех заботится о том, чтобы делаться как можно лучше, а приятнее
всех — кто больше всех сознает, что он делается лучше». Таким образом, человек — творец самого себя и своего подлинного счастья, когда он более всего заботится о нравственном самосовершенствовании, о выборе высшего блага.
Благо благу — рознь. По логике рассуждений Сократа, когда речь идет о вещах, орудиях или о видах профессиональной деятельности, то можно сказать, что они благотворны, хороши и полезны в зависимости от их пригодности к выполнению своего назначения. Но когда речь заходит о лучшей человеческой жизни, то вопрос существенным образом меняется: в этом случае нельзя назвать ни один материальный предмет и ни один вид профессиональной деятельности, которые обеспечили бы благую и счастливую жизнь. Ведь все вещи, как бы хороши и пригодны они ни были для той или иной цели, могут быть использованы и во вред человеку. Сказанное в равной мере относится и к различным видам профессиональной деятельности. Только та жизнь является благой, осмысленной и добродетельной, которая посвящена поиску, самопознанию и самосовершенствованию. И если мы хотим знать, что такое высшая человеческая добродетель, объединяющая все частные виды добродетели, то мы должны познать самих себя, стать мудрыми, и от мудрости проистекают все добродетели и всякие блага, ибо «не от денег рождается добродетель, а от добродетели бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной» (Платон, Апология, 30 Ь).
Здесь необходимо обратить внимание на следующее: в поисках eidos’a (идеи, понятия) блага в самом человеке, Сократ покидает утилитарную концепцию блага и приходит к выводу о том, что самопознание и «забота о
душе» являются главной задачей человека, основной целью его жизни.
Что такое самосознание и «забота о душе» у Сократа — было рассмотрено выше. Остается выяснить вопрос о понимании им души (phyche).
Свойственный этике Сократа интеллектуализм сказался и на его понимании души. Об этом мы узнаем, в частности, из «Апологии» (29 с) Платона, где Сократ заботу о душе отождествляет с заботой о разуме и истине. И по свидетельству Ксенофонта (Воспоминания, I, 2, 53) Сократ связывал душу с умственной деятельностью, считая ее лоном разума и мышления.
В сущности Сократ был первым среди греческих философов, который со всей определенностью поставил вопрос об отношении души к телу. Правда, до него вопрос этот был одним из ключевых и для орфиков и пифагорийцев, но все дело в том, что последних он занимал больше в религиозном, чем в философском плане. Только с Сократа начинается философская трактовка отношения души к телу, носившая идеалистический характер. И когда Сократ призывал к заботе о душе, он имел. в виду, как было сказано, мудрость, интеллектуальную активность и моральные усилия, а не святость.
Судя по всему, Сократ мыслил душу и тело в единстве, хотя и противопоставлял их друг другу, для него они составляли две части живого и целостного человека (см. там же, I, 2, 23; I, 5, 5), но части далеко не равноценные и существенно отличные друг от друга. По его словам, душа «царит в нас», но в отличие от тела «она невидима» (см. там же, IV, 3, 14). Эта незримая наша «хозяйка» управляет нашим зримым телом (см. там же, I, 4, 9), так как в ней находится наш разум, который распоряжается телом, как хочет (см. там же. I. 4. \Т). И
не только телом, но и всеми поступками. Ибо добродетель есть знание, и моральное поведение есть поведение разумной души, а не тела.
По Сократу, душа — источник благоразумия, сдержанности и самообладания (sophprasyne, egkrateia). И до тех пор пока душа сохраняет контроль над телом и чувственными вожделениями, человек остается нравственным. Когда же физические вожделения и чувственные удовольствия берут верх над душой и заставляют ее «угождать им», человек перестает быть нравственным (см. там же, I, 2, 23), становится рабом чувственных наслаждений и доводит до «позорного состояния и тело и душу» (см. там же, I, 5, 6). Добавим, что Сократ не пренебрегал заботой о теле и призывал к умеренности в еде, питье и т. д. (см. там же. I, 2, 2). Сократ ставит заботу о душе выше заботы о теле. Это свидетельствует о его убеждении в том, что нравственные ценности и душевное благородство выше материальных благ и всяких телесных наслаждений.
Наконец, следует сказать и о том, что сократовское понимание души не было лишено народно-религиозных, хотя и переосмысленных, представлений о ней. По словам Ксенофонта (там же, IV, 3, 14), Сократ считал, что «душа человека… причастна божеству». Здесь мы подходим к теологии и телеологии Сократа, к его религиозным взглядам, а также к вопросу о признании или об отрицании ни бессмертия души.
Что является высшим благом по мнению сократа
Каждый вопрос экзамена может иметь несколько ответов от разных авторов. Ответ может содержать текст, формулы, картинки. Удалить или редактировать вопрос может автор экзамена или автор ответа на экзамен.
6. Этика Сократа. Учение о благе и добродетели.
Этика ( от древне – греческого этос – нрав, обычай) – философское исследование сущности, целей и причин морали и нравственности.
Как в области теоретического познания, так и в области морали, значение Сократа заключается не только в содержании и систематизации высказанных им идей, сколько в том методе, которым они обрабатывались. Сократ воспитывал у своих современников убеждение в существовании безусловного морального блага. Зло может происходить только от неведения блага и пути к нему. Это установление неразрывной связи между знанием добра и добрыми поступками приводит Сократа к отождествлению мудрости с добродетелей, разумности – с добром.
Все виды морального блага тяготеют к двум конечным инстанциям : пользе и законам. Нарушение законов неписанных или божественных влечет за собой возмездие. Существование таких законов (богопочитание, повиновение родителям) служило для Сократа указанием на то, что человеческому сознанию присуща какая-то высшая и всеобщая разумность, велениями которой человек безусловно обязан повиноваться.
Этика Сократа имела религиозный характер. Он был убежден в существовании Бога, как мирового разума, и в воздействии Бога на все живущее.
В вопросах этики Сократ развивал принципы рационализма, утверждая, что добродетель проистекает из знания и человек, знающий, что такое добро, не станет делать зло. Добро – тоже знание.
Нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия, и все прочее.
Всякое благо, приносимое хорошими людьми полезно.
Сократ заявляет, что все прекрасные вещи (тела, цвета, формы, звуки, нравы) считаются таковы для какой-либо определенной цели, либо потому, что они доставляют то или иное удовольствие.
По Сократу у Ксенофана – поступок правилен лишь тот, который полезен для исполняемого, являясь выгодой.
Диалог Аристилла и Сократа.
А : Знаешь ли ты, Сократ, что-нибудь прекрасное?
С: Да. Но одни и те же предметы бывают и прекрасны и безобразны, как хороши и дурны. Что безобразно для бега, хорошо для борьбы и наоборот.
В беседе с Евтидемом Сократ высказывает мысли, определяя благо, как полезное, как соответствующее определенной цели. То, что является полезным доя одного человека, может стать вредным для другого.
Полезное есть для того, кому оно полезно.
Таким образом по Сократу нет чего – либо благого или дурного, полезного или вредного вообще, как нет и чего – либо прекрасного или безобразного вообще.
Мудрость есть высшее благо. И это высшее благо было для Сократа не только знанием, но и реализацией добродетели, выбором добра. Оно, высшее благо, не дается случаем, но приобретается познанием и упражнениями и вытекает из благой деятельности человека.
Только та жизнь является благой, осмысленной и добродетельной, которая посвящена поиску, самопознанию и усовершенствования.
[Не от денег рождается добродетель, а от добродетели бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной.
Сократ: проблема блага
Сократ подверг разнообразной критике софистическое отрицание реальности общего, моральныйрелятивизм и субъективизм софистов. Он нашел новый метод для достижения объективного и общезначимого знания об истинном, едином для всех благе. Сократ первым пытался найти общие определения нравственных понятий. Философ полагал, что найти эти определения можно лишь общими усилиями, в беседе, целью которой является отыскание истины. Он настоящий основоположник этики, философской теории морали, а также диалектики как метода достижения общего понимания сути вещей, истины. Сократ был непоколебимо уверен, что нравственные понятия имеют силу для всех людей как разумных существ.
Сократ не написал ни одного философского сочинения, предпочитая «философствование вслух», общение, сам «живой» процесс размышления и совместного обсуждения, сам поиск истины, и не останавливался ни на каком достигнутом результате. Важнейший источник наших знаний о нем – диалоги Платона, воспоминания Ксенофонта («Сократические сочинения»), Аристотель, Диоген Лаэртский.
Многие сограждане считали Сократа софистом. Действительно, Сократ был великим софистом Греции, возможно – величайшим софистом в истории, и в тоже время он был самым сильным противником софистов. Критика Сократа, заложившая основу платонизма, и сегодня сохраняет свое значение – моральное и научное. Он был софистом потому, что не признавал никакого внешнего авторитета, мог сбить с толку и запутать любого, показывая людям, что по существу они ничего не знают.
Единственный авторитет и источник истины – разум, а разум находится во мнесамом. Поэтому я не должен признавать истинным ничего, кроме того, что признает таковым мой разум, мое мышление, ничего, кроме того, что я приму сознательно и свободно, самостоятельно и основательно поразмыслив. Я сам – высший и главный «авторитет», единственный критерий истины. Не вне меня истина, а во мне. Хочешь узнать истину – углубись в размышления, сосредоточься в себе, познай самого себя. В этом Сократ – софист: мой ум мера всех вещей. Он вместе с софистами осуществил «антропологический поворот»: его интересовали лишь практические вопросы достижения блага, этика и политика. Вместе с софистами Сократ начал исследовать «логос», обратил внимание на сами понятия мышления.
Но Сократ – и антипод софистов, их сильнейший критик. В отличие от Протагора, он думал, что человек какмыслящий есть мера всех вещей, а разум – один во всех, нечто всеобщее, в отличие от чувств. Именно разум делает человека личностью, связывает людей друг с другом и объединяет их в общество. Для Сократаневозможно сведение всего познания к чувствам, ощущениям. Почему бы ему (Протагору), говорил Сократ, не сказать, что мера всех вещей – свинья, или кинокефал (порода обезьян)! Другими словами, человек – мера всех вещей и у Сократа, но человек у него – это прежде всего разум и знание человека, а потому и критерий истины – не ощущения и чувства человека, но его разум.
Разум – это общее в людях, их общая сущность, наличная каким-то образом в каждом отдельном и особенном индивиде. Свобода мыслится у софистов как единичное, отличающее данного индивида от других, а потому – как совершенно пустой и бессодержательный произвол. Сократ же связывает свободу – с разумом, способностью мыслить, а эта способность изначально общественна. Это видно из того уже, что слово (логос), орудие и выражение мысли, возникло и существует как средство общения. Поэтому поиск истины, мышление, изначально – общее дело. Разум существует лишь «между» людьми, лишь в акте и процессе их общения, как их общее достояние, как их совместное владение. Ни один человек не может быть разумен «сам по себе». В человеке, изъятом из общества, разум не возникает или неизбежно угасает.
Исходя из свободы своего ума и воли, Сократ в самой этой внутренней свободе ищет всеобщее содержание,ищет нечто внутреннее – обязательное, свободно-общезначимое. Это свободно-обязательное и естьнравственное. К сфере собственно морали относятся лишь такие общие для всех без исключения правила, которые люди соблюдают добровольно, свободно, без всякого принуждения. Если же на основе принуждения, то мы имеем дело уже не с моралью, а с правом. Нравственный человек абсолютно свободно соблюдает такиеправила поведения, которые он считает обязательными и желательными для всех. В этой простой мысли – суть морали. В ней и заключается сущность принципа нравственной автономии личности, ее «самозаконности». Я должен определять свои поступки общим и общезначимым для всех правилом или законом, но я должен подчиняться только такому правилу или закону, на которое я сам даю согласие.
Главным предметом бесед и рассуждений Сократа всегда были вопросы о благе и о добродетели человека. В этой связи Цицерон заметил, что Сократ спустил философию с неба на землю. Однако, это не означает, что Сократ – философ-эмпирик. Он делает предметом философского познания само знание. Поэтому его философия имеет дело не с бытием, но со знанием о бытии. И это знание – результат познания в понятиях божественной по своему характеру причины, а вовсе не эмпирического изучения вещей и явлений мира. Для него понятия – это не результат одних лишь мыслительных усилий познающего субъекта, не просто субъективный феномен человеческого мышления, но некая умопостигаемая объективность разума.
Так, красота, как таковая, есть нечто отличное от красивых вещей, и нечто даже более реальное, чем каждая из них в отдельности или вся их совокупность. Красота не есть просто некое «свойство» красивой вещи, так что если есть вещи, обладающие этим свойством, то есть и красота. Наоборот: отдельная вещь может стать или перестать быть красивой лишь потому, что в мире есть красота вообще, как таковая. Сократ отличает смысл вещи, ее идею, от самой вещи, и видит, что этот смысл есть нечто объективное и более устойчивое, чем его отдельные проявления или воплощения. Он открывает царство идеально-реального в отличие от мира телесно-реального. У всех видимых вещей есть невидимое и неявное основание, условие самой этой возможности. Уже фактом своего бытия отдельная вещь предполагает существование чего-то иного, бытия иного рода, более глубокого, более устойчивого. Философия и есть осознание и выявление, выведение на свет этого всеобщего невидимого «фона» всего явно существующего и происходящего в душе (явно сознаваемого). Поэтому философские воззрения Сократа можно назвать философией объективного понятия.
Этический рационализм Сократа обнаруживает, однако, парадокс. Добродетель Сократа (а это – мудрость, справедливость, постоянство, умеренность, мужество, гражданский долг) есть всегда знание, а порок – невежество. Следовательно, по идее, никто не грешит сознательно, а кто совершает зло, то делает это по незнанию. Эти два положения сводят моральное благо к факту сознания. Но ведь из этого еще неясно, почему можно знать добро и не делать его! Для Сократа грех есть лишь ошибки разума, непонимание истинного блага. Но для творения добра (как и зла) необходима и воля. Следовательно, по этой логике человек, совершая зло, делает это не ради самого зла. А потому, что хочет извлечь выгоду, т.е. благо (Я украл деньги, т.к. хотел помочь другому!)
Именно благодаря божественной душе человек приобщается к божественному знанию; подобное познается подобным. Кроме того, душа – хранительница знаний, приобретенных ею ранее в вечных странствиях в этом и том мире. Поэтому человеческое познание – это, по сути дела, анемнезис, воспоминание души о прежних знаниях. В диалоге Платона «Федон» («О душе») Сократ приводит три довода о бессмертии души: 1) Всё возникает из противоположного; 2) Душа причастна миру вечных (божественных) идей; 3) Душа обеспечивает знание путем анемнесиса. Ввиду всеобщей мировой связи явлений добродетели и пороки отдельных людей сказываются не только на них самих, на благе их семей, друзей, родного полиса, но и на судьбе всех грядущих поколений, на всем космическом порядке вещей. Тем самым вопросы о человеческих добродетелях и пороках, добре и зле, справедливости и несправедливости оказываются не только личными и не просто общественными, но общечеловеческими, всеобщими и вечными.
Подобно этическому рационализму Сократа можно определить и сущность его эстетического рационализма.Прекрасно то, что разумно, пронизано идеей, смыслом. Красота – свечение ума, духа, мысли сквозь телесную оболочку, или – материя, подчиненная законам духа. Сократ всегда отстаивал принцип всеобщего господстваразума – в природе, в отдельном человеке и в человеческом обществе в целом. В природе это проявляется как гармония и целесообразность во всем мироздании. В отдельном человеке как господство разумной души над природным и неразумным телом. В обществе – как господство разумных законов и установлений, как правление знающих.
Боги остаются источником всех знаний, однако в процессе сократовской рационализации меняется сам статус богов: из мифологических существ они во многом превращаются в категории философии и теории познания.