Я сижу на дне окопа
В нашу геологоразведочную партию в 1960-1970-е годы, летом приезжало много студентов. Из геологических ВУЗов и СТУЗов, на практику. Среди них попадались одарённые ребята.
Помнится мне, как один из них, лохматый очкарик, здорово играл на гитаре и заводил народ, хоть у костра, хоть в помещении. Он пел песни не только из репертуара Высоцкого, но и свои. Мы с удовольствием ему подпевали, и это нам удавалось легко – поскольку припевы были весёлые и несложные для запоминания.
Одну их таких песен я вспомнил сегодня за обедом и сразу же записал в дневник, пока не забыл. Не знаю почему, но именно за обедом ко мне приходят воспоминания с дальних полок памяти, и я взял за правило – тут же их записывать. Выскакиваю из-за стола и бегу в комнату, не отвлекаясь даже на телефонные звонки, если таковые случаются. Тетрадь и ручка у меня на столе. Сел, записал, успокоился: завет геолога Обручева «что не записано, то не наблюдалось» я исполнил. Теперь иду доедать свой обед.
1. Я сижу на дне окопа
И имею бледный вид.
У меня намокла ж..а, (девушки опускают глаза).
Потому что мороси-и-ит.
Припев хоровой, всей компанией:
Дождик, дождик, дождик, дождик,
До-о-о-ождь…(протяжно и высоко).
2. Как Ивану Кузьмичу
Да в ж..у всунули свечу; (девушки опускают глаза).
Ты гори-гори, свеча,
У Ивана Кузьмича-а-а…
Припев хоровой, всей компанией:
Дождик, дождик, дождик, дождик,
До-о-о-ождь…(протяжно и высоко).
3. Мы не сеем и не пашем,
А валяем дурака,
С колокольни х…м машем, (девушки отворачиваются)
Разгоняем облака-а-а…
Припев хоровой, всей компанией:
Дождик, дождик, дождик, дождик,
До-о-о-ождь…(высоко и протяжно).
4-й куплет забыл…Давно мы пели эту песню – 50 лет тому назад…Ещё в Советском Союзе…
Я сижу на дне окопа и имею бледный вид текст
«Жизнь на войне, как детская рубашка — коротка и обгажена»
«С того момента, когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе была противопоставлена сила русского народа. С этого момента был ясен также исход: русские были сильнее… прежде всего потому, что для них решался вопрос жизни и смерти».
Герой Советского Союза морской пехотинец бийчанин Сергей Баканов вспоминал: «После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал, — 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом — 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке — 350». Хочется добавить, что все это — и «воевал», и «учился», и «валялся», и «околачивался» — была война, та самая, которой герой романа Константина Симонова генерал-майор Кузьмич, чьим прототипом стал погибший 23 апреля 1945 года Герой Советского Союза генерал-лейтенант Максим Евсеевич Козырь, дал следующее определение: «Война есть ускоренная жизнь и ничего более».
«Война — она серенькая, — написал, в чем-то вторя Сергею Баканову, в книге воспоминаний «В плену» Борис Соколов. — И деятельного в ней, то есть чистой войны, для каждого, прошедшего ее всю, ничтожно мало.
Остальные 99 % времени — это формирования, переезды, жизнь на спокойных участках фронтов, лагеря, лазареты и прочие будни войны. В общем, серое существование, и для большинства еще более бедное, чем обычная наша жизнь. Но все же бесцветными назвать все эти годы нельзя. И именно поэтому о них и сохранилась память».
К этой-то памяти и хотелось бы вернуться сегодня, рассказав с помощью воспоминаний очевидцев и участников событий, архивных и личных документов о быте людей в военные годы. Не зря же написал в своем военном дневнике «Разные дни войны» Константин Симонов: «Уже третий год люди живут в крайнем напряжении. И, как ни странно, помогают быт, житейские привычки. Если все время думать и помнить о войне, человек не выдержал бы на ней не только года, но и двух недель».
По нормам военного времени
Путь солдата на войне и вблизи ее обычно катился по замкнутому кругу: запасной полк, передовая, госпиталь, опять запасной полк и передовая — и так до конца всемирного побоища. Для этих этапов приказом народного комиссара обороны № 312 от 22 сентября 1941 года было предусмотрено несколько категорий питания. Самой нелюбимой из них была рассчитанная для красноармейцев и командиров строевых и запасных частей, не входящих в состав действующей армии,
«Прямо скажу, из запасного полка-школы «особого назначения», который готовил радистов-разведчиков, звало на фронт не только чувство патриотизма, желание скорей сразиться с проклятым врагом, соединенное в большой мере с мальчишеской отвагой и любопытством, но и не проходящее чувство голода», — вспоминал спустя десятилетия после войны ставший в мирной жизни журналистом Владимир Виноградов.
О том, что в запасных полках и военных училищах, на офицерских и разнообразных специальных курсах кормили не в пример хуже, чем на фронте, писали и рассказывали многие, да и сами нормы питания по третьей категории (даже в задуманном, но далеко не полностью выдаваемом объеме) подтверждают эти воспоминания весьма убедительно.
Хлеба там бойцу полагалось зимой 750 г, а летом — 650 г в день, мяса — 100 г, рыбы — 120, картофеля — 600, масла — 20 г и т. д.
Еще до выхода в свет приказа № 312 боец формировавшейся в Славгороде 312-й стрелковой дивизии Максим Маношин писал домой 18 августа 1941 года: «После свободной жизни здесь очень трудно, но ничего не поделаешь, помаленьку нужно привыкать… Утром на завтрак чай с сахаром, иногда каша, иногда рыба, масло. В обед суп. Ужин — вермишель, или, по-нашему, лапша из белой муки, только без воды и очень густая. Утром и вечером дают белый хлеб, а в обед серый или комбинированный. Сначала хлеба не хватает, но ничего, помаленьку привыкну».
Это только самое начало войны, и уже в декабре 41-го призванный в ту же 312-ю стрелковую дивизию Федор Слепченко о своей жизни на формировке рассказывал в 90-е годы так: «Питание было следующее: 600 граммов хлеба, супчик жиденький гороховый и ложки по три-четыре пшенной каши на брата. Ни тарелок, ни мисок не было. Тазик, с каким в баню ходят, и в него на четверых человек суп давали, а потом немного каши. Кто пошустрее был, тому больше и доставалось.
Село наше Васильчуки было не так далеко, в Ключевском районе, и ко мне два раза сестренка повидаться приезжала, привозила продукты из дома. И другим моим товарищам тоже, случалось, их привозили. Делились мы друг с другом, как в армии заведено, приварок к пайку был хороший».
Действительно хорошо, когда село твое «не так далеко», но так бывало нечасто, а война все продолжалась, набирала ход, и с продуктами в стране становилось все труднее. Фашисты захватили хлеборобную Украину, дочиста выгребались довоенные запасы на свободной от гитлеровцев территории. В подписанном 28 августа 1942 года Сталиным знаменитом приказе № 227 («Ни шагу назад») вождь перечислял колоссальные потери страны: «Более 70 миллионов населения, более 80 миллионов пудов хлеба в год» и резюмировал: «У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба».
Но еще до того, в январе 1942 года, по воспоминаниям Владимира Пыльцына, курсантов 2-го Владивостокского военно-пехотного училища, среди которых в то время находился и он, кормили так, что «досыта удавалось наесться только тем, кому выпадало счастье идти в наряд по кухне. Может быть, именно поэтому тех, кто получал наказание в виде наряда вне очереди, на кухню не назначали (для этого были в основном солдатские нужники, мытье полов в казарме после отбоя да расчистка строевого плаца от снежных заносов).
Перед ужином каждый вечер по 1–2 часа мы занимались строевой или лыжной подготовкой. К счастью, лыжный маршрут проходил невдалеке от какого-то магазинчика. В нем, правда, не было ничего, кроме баночек с крабовыми консервами. Это был наш «доппаек», который мы либо съедали сразу по возвращению в казармы, либо сберегали до завтрака, чтобы сдобрить этим деликатесом, стоившим тогда 50 копеек, свою утреннюю порцию перловой или овсяной каши».
Подробный рассказ о том, как кормили в запасном полку осенью 1944 года, удалось услышать от уроженца Донбасса, барнаульца Дмитрия Каланчина:
«Давали нам по третьей категории 700 граммов хлеба на день, и был он такой: половина — кукуруза, овес, жмых, половина — зерно. В целом обычный рацион выглядел следующим образом. Утром — 200 граммов хлеба, жиденькая пшенка с каплей комбижира, чай с сахаром. Сахар в чайник добавляли, и очень мало его там было, прямо скажем. Обед — щи все из той же выращенной нашими предшественниками мерзлой капусты, которую брали из лежащей на улице громадной кучи. Кроме воды, капусты и капли комбижира в щах этих ничего не было. В сутки в запасном полку солдату полагалось 75 граммов мяса с костями, со всем. Так что бульон был иногда маленько похож на мясной, но самого мяса в чистом виде мы никогда не видели. Второе — каша, кукурузная или овсяная, и опять малость комбижира в банку брызнуто. Чай уже не давали. Ужин — та же самая каша плюс кусочек селедки.
Армейский фольклор
Главная заповедь связиста: чем громче орёшь – тем дальше слышно.
Главная заповедь сапёра: пять ломов, связанных вместе, как правило, тонут, а значит, служить надёжным средством для переправы не могут.
Главная заповедь пехотинца: мы пехота, 50 км прошёл, и ещё охота.
Главная заповедь ПВО-шников: сами не летаем и другим не даём.
Я сижу на дне окопа и имею бледный вид:
У меня промокла… попа, потому, что моросит.
Два солдата и лопата заменяют экскаватор.
На груди его могучей
Одна медаль висела кучей.
Закавказский военный округ (ЗакВО): Забудь, как Выбраться Отсюда.
Не ходите, девки, замуж за майора Кузина.
У майора Кузина большая кукурузина!
Не для смеха, не для шутки
Назначается на сутки
Не какой-нибудь там хер,
А дежурный офицер.
Он начищен-напомажен:
На боку пистоль прилажен.
Он на лавочке сидит,
Во все стороны глядит.
Как увидит генерала,
Заорёт во все хлебала,
Что в отсутствие его
Не случилось ничего.
Вечно пьян, глядит с тоской – офицер идёт морской.
Вечно грязный, вечно потный – офицер мотопехотный.
Ж… в масле, хрен в тавоте – офицер в воздушном флоте.
— Служи, сынок, как дед служил:
Твой дед на службу хрен ложил!
Офицер служит, пока ноги носят, прапорщик служит, пока руки носят.
Замком по морде (Заместитель Командующего По Морским Делам)
Мелонхолия
Вот опять я у порога
За порогом синий лёд
Я уже завяз глубоко
Потому что не везёт.
Вот сижу и жду везенья
Расслабляться не хочу
А когда придёт веселье
Я везти уж не смогу.
Да какое тут веселье
Если только уж не мне
Для меня лишь невезенье
Им насытился вполне.
Я нытьём не наслаждаюсь
Принимаю всё, как есть
Не скажу, в чём я нуждаюсь
Чтоб болезнь всю пересечь.
Окопался, чтоб проблемы
Стороною обошли
Поднимаю я все темы
Чтоб ко мне те зашли.
Я сижу на дне окопа
И имею бледный вид
У меня промокла попа
Потому, что моросит.
Дождик ранний ты помощник
Своевременно пошёл
Я в окопе, как отшельник
Чем укрыться, не нашёл.
Вот сижу и отвлекаюсь
По спине ручей течёт
Принимай, что развлекаюсь
А проблемы здесь не в счёт.
Мазахист я, иль растяпа
Что не хуже, то во сласть
У меня промокла шляпа
Я отвлёкся, благодать.
Я сижу на дне окопа
Мне проблемы ни почём
Окопался до потопа
При потопе вновь начнём.
Потоп будет, иль не будет
Но проблемы уже здесь
Кому нужно, пусть те судят
Если потеряли честь.
Может солнышко обсушит
И сердечко отойдёт
Может Боженька услышит
Все грехи мои возьмёт.
Придёт день, я из окопа
По тихоньку поднимусь
У меня просохнет попа
Я, конечно, улыбнусь.
Улыбнусь не принуждённо
Жизнь откроется мне вновь
Жить захочется привольно
Потечёт по жилам кровь.
Я надежды не теряю
Поднимусь и вновь пойду
Я усталости не знаю
И по новой заживу.
Не тот сильный, кто не падал
Кто поднялся и пошёл
Кто себе заданье задал
И проблемы обошёл.
Я иду и не виляю
Сохраняю свою честь
Путеводною считаю
Ту звезду, где доблесть есть.
(В.Д.08.05.13.)
Я сижу на дне окопа и имею бледный вид текст
Анекдоты,Стишки,Афоризмы и Частушки!
Полюбила лейтенанта,
Поженилися на днях.
А как стали раздеваться,
Я запуталась в ремнях.
Я с ефрейтором в казарме
Службу доблестно несла.
Он ложиться приказал мне,
Честь ему я отдала.
Меня в армию призвали,
Я пришел в военкомат.
Грудь широка, руки белы,
Только вот коротковат.
Мы сидим на дне окопа
И имеем бледный вид.
У меня промокла попа,
Потому что моросит.
Что за юбочка из ситца,
А под юбочкой ларек!
Разрешите попроситься
На усиленный паек!
Будут в армию опять
Балалаечников брать,
Вот еще бы научились
Водкой танки заправлять.
Полюбила лейтенанта.
По дороге шел майор.
На майора загляделась,
Лейтенанта кто-то спер!
На столе закуска с водкой
А в кармане солидол
Раздвигайте ноги девки
Я из армии пришел.
В нашем райвоенкомате
Все подряд контужены:
Говорят, что я не кстати,
Что минёр не нужен им.
Долог путь мой до миленка,
Опасаюсь злых людей.
Три гранаты и лимонка
Завсегда промеж грудей.
В роте новый старшина,-
Из Москвы направили ;
Мало было нам говна,
Так ещё добавили.
Снились пышные усы
У морского «Котика».
Утром мокрые трусы,
Вот и вся эротика.
Мне говаривал пилот:
Ты встречай мой самолет.
Над твоей квартирою
Я всегда пикирую.
В нашей армии по моде
Одевают всех солдат.
Пишет мне жених Володя:
Каждый день дают наряд!
Полюбила лейтенанта,
А потом полковника.
Стала юбка узковата,
Не найду виновника!